"Я принял решение взорвать БТР, чтобы он не достался врагу, но появился шанс вытащить броню"

"Мне почти 22 года, а прослужил я четыре года. Полтора из них был в 1-м батальоне 95 бригады", –говорит Богдан. Путем несложных математических подсчетов я делаю вывод, что на начало войны моему собеседнику было всего 19 лет.

– Я с детства хотел служить в армии, – улыбается Богдан, который живет в селе неподалеку от Каменец-Подольского (Хмельницкая область). – Двоюродный брат служил в 95-й бригаде. Он офицер, капитан. Родной брат – в инженерных войсках. Сам я всегда с удовольствием смотрел фильмы о военных, о десантниках, где прыгали с парашютами. Тоже так хотел. Начал прыгать еще до армии. Сейчас в общей сложности я сделал 132 прыжка. Это вместе с гражданскими. Окончив ПТУ по профессии автослесаря и водителя автомобилей категории В и С, я получил повестку. В военкомате сказал, что хочу в ВДВ, но мне ответили: набора в десантные войска нет, только контракт можно подписать, что я и сделал. И еще до войны попал в 1-й батальон 95-й бригады.

Первый бой подразделение приняло 2 мая 2014 года. Богдан хорошо помнит тот день, ведь тогда потерял своего друга.

– Накануне мы штурмовали гору Карачун. Там у нас были первые раненые. По нам прилетели РПГ, работала стрелкотня - автоматы, пулеметы. Но мы зачистили гору Карачун и на следующее утро спустились к речке возе села Андреевка.

– На тот день была запланировала совместная операция СБУ, Вооруженных сил, других спецподразделений по заходу в Славянск и чистке блокпостов, – дополняет рассказ Богдана майор Виктор Репик, служивший тогда в должности командира 2-й роты. – Наша колонна должна была занять мост в Андреевке и заблокировать его. Когда мы спускались с Карачуна, местные уже сбегались к нам. Пока их было человек двадцать, мы могли проехать, обойти их. А когда уже заняли мост, из Краматорска маршрутками привезли человек двести. В основном это были бабки с иконами. Они становились перед техникой, что-то кричали...

В тот день все дорожные развязки вокруг Славянска были заблокированы украинскими военными. Таким образом перекрыли все дороги. Только со стороны Семеновки это не получилось сделать... К вечеру стало ясно, что полностью блокировать город не удалось. Смысла оставаться ночью на перекрестках бойцам не было.

– Когда мы начали отходить с моста, женщины прыгнули внутрь сложенных колес, которые мы начали отодвигать техникой, – продолжает Виктор Репик. – Пришлось остановиться, вытащить этих ненормальных оттуда. Понятно, что ситуация была накалена, все нервничали. Из толпы по нам начали бросать коктейли Молотова, по БТРам стрелять гранатами из подствольников... Один из БТРов, в котором как раз находился Богдан, должен был отодвинуть перегородивший дорогу ЗИЛ. Но в этой суматохе машина поехала не туда. А накануне прошел дождь. Когда "коробка" заехала в грязь, она неожиданно съехала на бок, сильно накренилась.

– Я был наводчиком крупнокалиберного пулемета на БТРе, который завалился, – говорит Богдан Кузик. – До этого в нашу машину прилетели два коктейля Молотова. Один не попал, а от второго БТР загорелся. Я вылез, начал тушить машину. Позже, когда мы съехали с дороги, на меня свалились короба с патронами... Когда вылез наружу, увидел: кто-то лежит. Думал, может, бойца ящиком придавило. Это был Серега Панасюк. Позже до меня дошло, что он погиб...

– Я, водитель и еще один мой товарищ начали вытаскивать Серегу наверх, – продолжает Богдан. – Положили его на броню. И давай выбрасывать вещи и боеприпасы из БТРа. Боялись, что он взорвется. Но паники не было. Было чувство, что все происходит на полигоне и настоящих боевых действий быть не может. Я выбросил все вещи из машины и начал помогать вытаскивать наш БТР другой броне, которая подъехала на подмогу, привязывая трос.

– К тому моменту я уже принял решение взорвать БТР, и саперы снаряжали в моем БТРе взрывчатку, – говорит Виктор Репик. – Главным было, чтобы наша машина не досталась врагу. В это же время по колонне стреляли со стороны железнодорожного моста. Одна из наших машин открыла огонь по вспышкам и потушила их. Тогда и появился шанс вытащить БТР. К нему подъехала другая броня, зацепила его и поставила ровно.

– Я сел на место водителя, – продолжает Богдан Кузик. – Начал дергать, расшатывать машину. И удалось таки выехать. Я очень боялся, что БТР достанется сепаратистам, ведь они уже бежали к застрявшей броне, бросали коктейли, стреляли... Честно говоря, все происходило как в тумане. Когда водитель пересел на свое место, я снова сел за пулемет.

В это время к колонне 1-го батальона подошел 13-й. Все вокруг было в дыму от горящих шин, которые целый день жгли блокировавшие армию "местные жители". Ошибившись одним поворотом, бойцы вышли к кладбищу, а не на дорогу на Карачун. Пришлось развернуться.

– За нами ехал тот самый ЗИЛ, который перегораживал нам дорогу у моста, – вспоминает Виктор Репик. – Развернувшись, мы в него выстрелили. Водитель и пассажир тут же убежали. Ради собственной безопасности мы расстреляли кузов машины.

– Вернувшись на Карачун, командиры проверили личный состав, – говорит Богдан Кузик. – Выяснилось, что не хватает моего лучшего друга Пети Коваленко. Он в том бою погиб первым. А ведь он был всего на год меня старше...

"Я вылез из люка и вижу: в наш БТР летит ПТУР. Все, что мог сделать, – рукой голову закрыл. Как будто это могло помочь... Но повезло: оборвалась проволока, и снаряд ляпнул на землю, не долетев до нас"

Месяц батальон находился на Карачуне, выезжая оттуда на зачистки и устанавливая блокпосты вокруг оккупированного Славянска. Следующий тяжелый бой подразделение приняло в Семеновке. Богдан снова оказался в эпицентре событий.

– Это было 3 июня. Нашей колонне дали дойти до моста, который был позже взорван, и начали обстреливать с трех сторон: с кладбища, "зеленки" (лесополосы. - ред.) и жилых домов, – рассказывает Богдан. – Отойти мы никак не могли. В том бою погиб наш комбат Тарас Михайлович Сенюк, у нас было много раненых. Когда начали разворачиваться, водитель БТРа сдал назад, и машину сбросило с дороги. Мы съехали в камыши, болото и застряли. Пробовали выезжать, но не получалось. Снова бой, и снова мы застряли... По броне цокали пули, но ничего серьезного. И тут прилетает РПГ. Хорошо, что граната в камышах разорвалась. Все, кто был в броне, думали только об одном: нужно спасать БТР всеми силами! Я пополз за подмогой. Как раз ехала "имерка" – инженерная машина разминирования. Останавливаю ее: стой, нужно вытягивать бэтэр. "У меня нет троса", – говорит водитель "имерки". А мы свой уже порвали... "Сейчас будет тебе трос", – отвечаю я и ползу к другому БТРу. Притянул один – он начал рваться, когда нашу броню начали вытаскивать. Пополз за вторым... Связали два троса. И потихоньку вытянули нашу машину.

– Когда ты полз за тросом, вокруг же шел бой...

– Да, но мне вообще не страшно было. В таких ситуациях у меня нет паники. Всегда думал так: как карта ляжет, так и будет. Я не боюсь умереть. Хотя когда полз метров пятьсот за тросом, а вокруг все свистело и рвалось, вспомнил, что через день у меня день рождения. Подумал, что хотел бы все же его отметить... Праздновал его в Красном Лимане, куда мы заехали на зачистку.

– Подарки были?

– Да. Пацаны сухпаек подарили.

– Какой бой для тебя был самым тяжелым?

– Когда нас штурмовали на позиции "Катер" под Спартаком, в районе Донецкого аэропорта. Я был и за КПВТ, и за рулем БТРа. Водитель меня вывез и уехал с другой машиной. Отстреливаюсь, поворачиваю башню и вижу: танк стоит. Понимаю, что это не наш танк. А он в мою сторону смотрит! Я бегом на водительское сиденье. Не знаю, что, но что-то, уезжая, снес на своем пути... Выехал к казарме, где до того стоял наш батальон. А там никого. Вот тогда мне реально стало страшно. Танк сделал выстрелов пять. Я начал забрасывать его ВОГами, РПГ...

Потом даже не удалось рассмотреть, кто за рычагами того танка был: сожгли мы его. А на поле насобирали кучу погибших. Процентов 70 из них – это были местные наркоманы. Остальные – приезжие с русскими документами.

Богдан участвовал и в штурмах шахты "Бутовки" и самого Спартака.

– Мы переночевали на "Катере". Утром нас отправили к мосту, который нужно было подорвать. Первый раз вышли колонной, и нас начали крыть "Градами". Пришлось вернуться. Во второй раз вместе с нами пошли шесть танков. Возле Спартака у меня заклинило пулемет. Стрелять стрелял, но крутиться не мог. В какой-то момент я вылез из люка и вижу: в наш БТР летит ПТУР. Все, что мог сделать, – рукой голову закрыл. Как будто это могло помочь... Но повезло: оборвалась проволока, и снаряд ляпнул на землю, не долетев до нас. Если б не оборвалась проволока, точно в БТР попал бы... Я вернулся внутрь, и мы с водителем Максимом Фесенко уничтожили два минометных расчета. Тогда мы с Максимом были единым механизмом. Он корректировал меня, а я стрелял. Понимали друг друга с полуслова. Он заметил, что с крыши разбитого двухэтажного дома идет вспышка, нас накрывали именно оттуда. И командовал: левее, правее... Я очередь пущу – трошки вище. Мы точно видели, как там упал кто-то, а затем начали боеприпасы рваться. Максим – человек от Бога. Он сейчас в учебном центре служит. Перевелся туда после ранения.
Мы стреляем, а к нам раненые стягиваются. Юрке руку прострелили: в локоть пуля вошла, а вышла, оторвав часть пальца. Перевязали его. Тут второго заносят с простреленной ногой. Это был Пузик Женя. И приказ пришел: откатывайтесь. Только танки остались. У меня есть видео, на котором видно, как один танкист, дед такой маленький, уничтожил две русские 62-ки.

"Бутовку" мы штурмовали не раз и не два. Первый раз выехали в пять вечера. Нам не дали подойти: столько вооружения там было. Через два часа давай снова пробовать. Затем в десять... Тоже ничего не получилось. Раз восемь выходили на штурм. Люди измучились страшно. Только на следующий день к пяти вечера таки заехали на шахту... Там погиб мой товарищ – Толик Стартович. Не стало Жени Гаги, Влада Сенюка... А экипаж одного БТРа полностью получил ранения, среди них был и Костя Султанбагомаев, и Коля Вознюк.

"Покойный отец не раз на этой войне меня спасал тем, что снился, заставлял проснуться, встать, а через несколько минут на мое место прилетала граната"

– Заняв "Бутовку", мы проверили все помещения: нет ли там сепаратистов, растяжек, – продолжает Богдан. – В каждую комнату я бросал гранату: мне их не жалко. Пусть сначала она зайдет, а потом уже я. Так нас учили. Удивлялись, что не нашли тел погибших, не было там и раненых. В здоровенном подвале обнаружили вещи врагов, еду. Я специально фотографировал наклейки "Фонд помощи Рината Ахметова" на консервах.

Оружие разное там было. Нашли восемь ракет ПТУР, которых я раньше никогда не видел, и три установки для них из-под завалов достали. Через несколько часов я спустился в подвал и услышал странные звуки. Мне сначала даже не поверили. Но в итоге оказалось, что там прятались восемь военных. Они вышли к нам с оружием, гранатами и патронами. Один из них был местным – из Ясиноватой. Остальные приехали из Новосибирска, Омска, Москвы.

Был и чечен. Борзый такой. Его тяжело было понять: он мешал русские и украинские слова со своими. Руками махал настолько активно, что пришлось его связать. Он сказал такую фразу: "Я ваших убивал и буду убивать". Всех пленных мы отдали сбушникам.

В те же дни Богдан получил ранение.

– 27 января я стоял на посту, когда прилетел "Ураган". Снаряд пробил стену, и осколки попали мне в руку и шею. Кровь пошла носом, ушами. Контузило меня сильно. Часть осколков вытащили, но один в руке сидит до сих пор. Остается и маленький в шее: я им играю...

– Ты был в каске и бронежилете?

– Никогда их не ношу. Мне в них не везет. Только надеваю, по-любому что-то случится нехорошее. Сколько мы были на Карачуне, ни разу не надевал защиту, и все было хорошо. Только меня заставили надеть, как погибли мои товарищи... Так было аж девять раз. Крайний раз заставили надеть на шахте Бутовке – и я оказался в госпитале, в Харькове. В результате контузии у меня сильно упало зрение. Так мне теперь раз в полгода на роговицу наклеивают специальные линзы... Врачи говорят, все восстановится.

После ранения Богдан приехал в свое подразделение в Авдеевку. Но там, говорит, ничего интересного не происходило. Нес службу на блокпосту, да и все. Затем боец перевелся во 2-й батальон, откуда несколько месяцев назад был демобилизован. Его заставили пройти медкомиссию, после выводов которой оформили инвалидность.

– Пока я не могу подписать контракт ни с одной частью, – говорит Богдан. – Уже задолбал военкомат: все спрашиваю, когда будет очередная волна мобилизации. В таком случае меня оформят в армию. Я готов служить и в 8-м полку спецназа: он находится в Хмельницком, недалеко от моего дома. Могу вернуться и в 95-ю бригаду. Готов и дальше защищать Украину. Скажут: надо пойти и умереть - пойду и умру.

Я люблю оружие. Стреляю из любого. Могу устранить незначительную поломку. Но особенно мне нравится пулемет. Готов ездить и в танке. Я же с детства на тракторах ездил, поэтому танком управлять быстро научился.

– На тракторе – с детства?

– Дядька и покойный отец когда-то показали, как на педали нажимать. Я еще в сад ходил, когда дядя попросил: заедешь на тракторный стан и заглушишь трактор. Я так и сделал. Так сторож до сих пор рассказывает: "Все видел, но чтоб трактор без тракториста ездил!"

Я часто отца вспоминаю. Он меня не раз на войне спасал. Снился, будил. В Кривой Луке около пяти утра отец во сне говорит: "Вставай, тебя зовут". Я проснулся в спальнике под БТРом. Думаю: схожу в туалет, возьму сигарет... Только зашел к пацанам в палатку, по нашим позициям начал стрелять АГС. Ну что тут нового? Все стихло, и я пошел спать дальше. Прихожу, а у меня спальник догорает. То есть ВОГ прямо попал под БТР. Я, кстати, не сразу тот сон вспомнил. Через какое-то время задумался и начал делать выводы. Хотя раньше в подобное не верил...

– Скольких друзей ты потерял на этой войне?

– Артур Пушонко, Юра Ляпин, Максим Савченко, Женя Чуйченко. Толя Стартович – хороший мужик, кофе угощал меня постоянно, рассказывал много интересного, хотя он старше меня был, но мы дружили. Славик Гага...

– Почему тебе дали позывной Бес?

– Так меня назвали уже во 2-м батальоне. В первом я был Мастер Куз. Так назвал меня Андрюха Морещук. А Бес придумали на блокпосту в Авдеевке. Я там вечно что-то чудил. Хорошее для нас, но плохое для сепаратистов. Вот и прицепилось. Сначала даже обижался.

– Маме ты правду говорил о том, где находишься?

– Честно врал. Но спалился в той самой Андреевке три года назад. Попал случайно в кадр телевизионщиков.

Источник: censor.net.ua

Всі новини Житомира