Как только Сергей не называет свою систему, фиксирующую плечо в неподвижном состоянии. Первая, состоявшая из деревянных перекрещивающихся досточек с металлической "мишенью", носила имя "Пулемет". "Пищевой фольгой хотел обмотать край этого неуклюжего приспособления, чтобы видеть его габариты, - говорит житомирянин. - Однажды немножечко не рассчитал и зацепил двери. Это так отозвалось болью в плече, если бы кто-то знал". Волонтеры госпиталя, видя страдания бойца, собрали деньги и купили для него специальный фиксатор. Он обошелся в 500 евро. Но с ним стало и комфортнее спать, и проходить в двери разной ширины. Он на шарнирах, специальных крепежах, которые можно расслаблять, поворачивая руку ниже локтя поудобнее. А кисть лежит на специальной подушечке. С любопытствующими Сергей обязательно шутит, показывая, что управляет узлами системы силой мысли. Еще и звук механический издает... В общем, не теряет чувства юмора. Хотя ситуация у него более чем серьезная. Но обо всем по порядку. 

  - Меня ранило 11 мая в 9.30 утра, - говорит Сергей Билоус. - Как командир взвода я всегда по утрам обходил позиции. Там, под Горловкой, где более полугода нес службу наш батальон, у меня было три наблюдательных пункта. Враг находился от нас от полутора километра до 800 метров. Я шел уже на крайнюю позицию, которую мы назвали "Грибок". Она находится на небольшой высоте, поэтому самая открытая и наиболее заметная. Переходил видимый участок, когда почувствовал толчок в левое плечо. Если бы это произошло ночью, подумал бы, что наткнулся на ветку. От удара я аж присел на одно колено. Рука онемела, но крови не было. Только китель порван. Я дошел до позиции, позвал ребят. Они все сразу поняли, как смогли перетянули плечо жгутом. Но место ранения настолько неудобное, что наложить давящую повязку было тяжело. Я в этот момент говорил бойцам, какие вещи положить в мой рюкзак...

  И все это время думал: вот теперь ты и узнал, как это, когда ранит... Я же каждый раз, когда сам оказывал помощь бойцам, когда видел раненых, пытался себе представить, что они чувствуют, насколько им тяжело. Были мысли: как это будет со мной? И вот – сбылось...

  Не успели мы еще жгут закрепить и собрать нужные мне вещи, как за мной уже примчалась фельдшер батальона Ольга Сергеевна с водителем Сашей Яремчуком. Она сразу меня спросила:

  "Обезболивался?" – "Нет". – "А будешь?" – "Не надо". Всю дорогу до торецкой больницы Оля со мной разговаривала, а я пытался подсказать Саше дорогу: тут ямы, ты внимательно. Но когда в поле сильно качнуло карету, из моего плеча хлынула кровь, с пеной... Ольга Сергеевна умело все остановила. 

  В больнице меня посадили в инвалидное кресло. Я даже не сразу понял, зачем. А когда сказали, что меня хотели катать по кабинетам перед операцией, я тут же встал – идите нафиг. И в операционную зашел своими ногами. 

  Следующее мое воспоминание: открываю глаза - лампа светит прямо в глаза, но резкость навести не могу. Понимаю, что еще лежу на операционном столе. Вокруг меня люди в форме, знаки различия не вижу. Сбоку стоит стол с настольной советской лампой на нем. Голос спрашивает меня: звание, фамилия, адрес проживания. Кто спрашивает? Не могу понять. Первое впечатление, что я не у своих. Я так и спросил: вы кто? Свои, – мне ответили. Я их послал матом. Но тут раздался женский голос. Мне стало неловко, что я ругаюсь, поэтому извинился. Надо мной наклонился мужик, лицо которого я видел перед операцией, запомнил его глаза. Начал понимать, что я у своих. И опять отключился. 

  В следующий раз я проснулся в карете скорой помощи службы " ASAP”. Меня везли в полевой военный госпиталь, расположенный на базе больницы в Часовом Яру. Меня сопровождала девочка с позывным Пчелка. В руке был мой телефон. Кто его вложил? Осмотревшись, я попросил остановиться, чтобы покурить. Но вообще-то я хотел в туалет. В куреве мне отказали. Тогда я признался, что хочу в туалет. И тогда она все сделала сама. Как же мне неудобно стало! Мне уже 40 лет, а барышня переделывает для меня пластиковую бутылку в утку, подставляет ее... 

  В Часовом Яру я окончательно пришел в себя. На руку наложили гипс, что с суставом, никто не говорил. Сказали только, что в ближайшее время отправят меня в Харьков. Каждые кропять минут я ходил курить. И в какой-то момент меня сфоткали сзади. Я испугался! В гипсе была дыра, которую заткнули ватой. А она вся залита кровью... 

Я сутки пробыл в полевом госпитале. Вскоре мне и раненому бойца "Айдара" сказали: "Собирайтесь". Во дворе стояла санитарная машина, уазик, который загружали мешками с бельем и отдавали указания водителю, кого и куда везти. Перед выездом мне ввели обезболивающее. Мы загрузились и долгих четыре часа ехали до Харькова. Уже в Изюме у меня от тряски рука опухла так, что перестала вмещаться в гипс. В Харькове его сразу сняли. Кисть отекла ужасно... До сих пор не понимаю, почему нас не отправили в нормальной карете, причем комбат батальона предлагал предоставить и нашу машину скорой помощи... В общем, после этой поездки мне стало гораздо хуже. 

  Этот снимок сделан самим ребятами во время их "эвакуации" из полевого госпиталя, который находится в городе Часов Яр, в Харьков. Раненые лежат на тюках с грязным бельем. Разве так должны обеспечивать помощью наших бойцов? При этом нас заверили, что полевой госпиталь оснащен самыми современными скорыми. Видимо, это одна из них...

  В харьковском госпитале мне сделали компьютерную томографию. Она, конечно, была более информативной, чем рентгеновский снимок. Я наконец-то увидел, как выглядит мой сустав. Осталась всего треть головки... Уже в киевском военном госпитале мне провели пять чисток, ведь рана была грязной. Каждый раз врачи убирали отмершие ткани. И совсем недавно определились, что же делать дальше. Мне предложили нарастить сустав костной тканью, взятой с костей таза. Но с одного бедра берется всего 20 кубиков материала. То есть – два бедра – это 40 кубиков. А дефект – 75 кубиков минимум. Можно предположить, чтобы его закрыть, скоблили бы в разных местах – бедрах, ребрах... Это ж сколько доступов будет? Шрамы меня не беспокоят, я думал о том, как разумнее поступить. Кроме того, мне не очень нравится то, что со мной врачи не оговаривают, как собираются меня оперировать. Но это же мое тело, мои кости, мое здоровье. Хотелось бы все знать. 

  Волонтеры договорились о консультации в клинике "Илайя", которая активно помогает раненым бойцам, применяя современные технологии. Когда я туда приехал, мне сразу же сделали цифровой рентгеновский снимок и МРТ. Они гораздо четче показали, что происходит с моим суставом. Врачи увидели, что все еще идет воспалительный процесс, так называемый костный отек, который ведет к отмиранию тканей. А в оставшейся части головки сустава есть трещина. И если бы мне провели операцию, вполне возможно, все распалось бы. И тогда уже сустав спасти не смогли бы, пришлось бы устанавливать искусственный металлический сустав. А я все же хочу побороться за свой родной сустав. Поэтому нужно остановить воспаление и дождаться, чтобы трещина срослась. Специалисты объяснили мне, как они действуют в подобных случаях. Во время первой операции они сделают ревизию ранения – посмотрят, все ли в порядке со сшитыми мышцами и сухожилиями, уберут отмирающие края сустава и сразу возьмут костные клетки для того, чтобы из них выращивать нужный мне объем для пересадки. Из специального цемента они сформируют как бы пломбу, которой временно закроют дефект сустава. И поставят ВАК-систему, чтобы остановить отек. 
Такая подробная беседа с врачами вселила в меня уверенность, что все это имеет смысл. Меня не будут травмировать дополнительно. Кроме того, мне показали снимки пациентов, у которых уже применяли эту технологию. Только представь себе: нет большой берцовой кости практически полностью, она разбита в мелкие осколочки. А через год уже выращена кость, человек опирается на ногу. Да, она немного короче непострадавшей, но своя, рабочая! Также во время консультации я познакомился с одним из пациентов клиники, которому тоже пересаживали костный материал, выращенный из его же клеток. Все прижилось. Так что после увиденного и услышанного доверие к врачам клиники у меня огромное. 

  В конце июля я должен лечь на первую операцию. Но если все обследования и консультация для меня были бесплатными – их оплатили волонтеры организации peopiesprojeck, то за само лечение нужно заплатить 399 тысяч гривен. Это стоимость всего годичного курса лечения. Перед первым вмешательством нужно внести на счет клиники треть суммы. Но на данный момент мы собрали 70 тысяч. Сбором средств активно занимается моя сестра, волонтеры проекта, которые не раз уже собирали большие суммы для лечения раненых. 

  Сергей признался, что еще до посещения клиники "Илайя" рассчитывал на помощь немецких специалистов, которые в очередной раз прилетали в киевский военный госпиталь. Но они, изучив ситуацию, сравнив данные Сергея и ребят с похожими ранениями, сделали выбор в пользу других пострадавших. 

  – Я очень надеялся на лечение в Германии, – продолжает Сергей. – Но встал выбор между мной и 19-летним парнишкой, у которого нет 15 сантиметров сухожилия. Конечно же, я сразу сказал, чтобы забирали более молодого бойца. А я буду разбираться со своим плечом здесь... 

  Когда началась вторая волна мобилизации, Сергей пришел в военкомат сам. И попросился в 95-ую бригаду, в которой уже воевали его знакомые. С тех пор он на войне. 

  – Я считал, что слишком молодых пацанов набрали и послали на войну, – говорит Сергей. – Им надо детей рожать, а не там гибнуть.

  При этом дочке Сергея был всего годик... 

  Сергей был ранен за несколько дней до дня рождения дочери. Десантник планировал взять отпуск и съездить домой поздравить малышку 

  – Особенно остро я почувствовал ужас войны и то, что не могу находиться дома, 13 мая, когда в Донецкой области погибли ребята из 2-го батальона. Я их встречал в Житомире, с другими активистами организовывал похороны. Это было страшно... 

  В бригаде я попал командиром отделения в роту к Павлу Ивановичу Розлачу, позывной Медведь, который в 2015 году стал командиром 2-го батальона 95-й бригады. Мы водили конвои, доставляли боеприпасы, еду, вывозили раненых из самых горячих мест. Не раз попадали в засады... Когда в Дзержинске, он тогда еще не назывался Торецком, ранило Опера, командира экипажа, и я его принял. Тогда же у меня появился позывной. Сначала я представлялся Опер плюс. Но по рации уже все друг друга различали даже по голосам. И не раз мне отвечали: да ни хера ты не Опер. Тогда и спросил Медведя: можно мне свой позывной выбрать? Павел Иванович разрешил. Я хотел быть Белым – меня так называли в детстве, производная от фамилии. Такой позывной уже был. Тогда я назвался Грандом – после срочной службы работал охранником в житомирском ресторане с таким названием. Имя прижилось. 
2 августа 2015 года в Славянске Сергей Билоус получил негосударственную награду "Народный Герой Украины". До сих пор он искренне не понимает, за что ему вручили серебряный трезубец. "Когда Георгий Тука, вручавший ордена, назвал мою фамилию, меня как будто контузило, – говорит Сергей. – Ноги моментально стали ватными. Думал сначала, что это не меня награждают, что ошиблись..." Когда Сергей начал рассказывать об одном из самых жутких боев, в который он попал, стало ясно, что в нем десантник проявил невероятный героизм. 

  – Это было 4 октября, мы шли захватывать позицию под Песками, которую позже назвали "Муравейник", – вспоминает Сергей. – На головном БТРе шел дядя Саша, у него на броне кроме ребята батальона находились еще и бойцы "Правого сектора". Затем – два танка, я на БТРе и замыкающий колонну БТР нашего батальона. Мы должны были занять позицию, которую по данным добровольцем, сепары оставили. Но накануне нашего выхода произошла ротация, "правосеки", которые знали дорогу, поменялись, и мы отправились на зачистку, не зная ни дороги, ни ситуации... Вражеская артиллерия обстреляла нас дважды еще до выхода. А когда мы выехали на поле между посадками, по нам начали вести просто шквальный огонь. Мы видели, как в первый БТР, который шел значительно впереди колонны, прилетела граната, машина загорелась... Уже потом дядя Саша рассказал, что взрывной волной с него сорвало разгрузку, на которой висели все рации, обеспечивающие связь со мной и с танками. Мы остались без связи. Наш горящий БТР проехал вперед и исчез за посадкой. Оба танка, пытаясь осмотреть поле боя в узенькие бойницы, начали крутить башнями...

  Любой бой, скажу тебе, неприятный. А этот еще и не спланированным был... РПГ по нам пролетало много. Но, к счастью, гранаты не попадали. Мы видели, как из посадки выскакивали вражеские гранатометчики, отстреливались, и снова прятались в зелень. А мы, не понимая, что делать, несколько минут стояли недвижимыми, представляя прекрасную цель на открытой местности. И тут вижу, что прямо на нас бежит сепар. Наводчиком в БТРе у меня был Вадик. Он взял человека в прицел. "Готов", - сказал мне. Оставалось дать команду "Огонь". Не знаю, каким чудом я рассмотрел, что желтый скотч, которым мы все обозначили себя перед выездом, скатался у него на рукаве в еле заметную полосочку, почти ниточку. "Отставить, – сказал наводчику. – Это наш". Приняли его на борт. Это оказался "правосек" Удав. Он находился на головном БТРе, взрывной волной его сбросило с брони вместе с двумя другими его побратимами. Но они погибли, а он не только выжил, но и смог убежать к нам. Как он это сделал – никто понять не может. На адреналине, видимо. Ведь у него были прострелены обе ноги, почка, лопатка... В него вошло множество гранатных осколков... Пулеметчик, перевязывавший его, сказал, что Удав тяжелый, заливает все кровью. И при этом отказался от обезболивающего укола! 

  Мы продолжаем стоять в поле. Связи с танками у меня нет, с дядей Саши тоже. Нужно что-то делать. Тут выясняется, что сломалась рулевая нашего БТРа. Я видел, куда проехал БТР дяди Саши, туда стрелять не могли, там же свои. Поэтому дал команду пулеметчику отсчитать в сторону метров пятьдесят и короткими дать по посадке. У него были заряжены и трассера. Танки тут же сориентировались. В том бою с нами стал легендарный Теща, который вскоре погиб... Перед выездом он провел краткий курс обучения, как уничтожить танк малыми средствами, показывал слабые места в броне. Теща тут же откликнулся на наши действия, начал лупить туда же. Когда раздался первый танковый выстрел, я подумал, что это в нас попали. Он же рядом стоял. Там такой мощный звук! Ужас!

  В это время, как работали мой пулеметчик и танкисты, мы с механиком пытались руль повернуть. Я хотел сомкнуться с замыкающим БТРом, чтобы люди, находившиеся в моей машине, перебежали под укрытием к работающей броне. И тут происходит утыкание пулемета. Чтобы он мог стрелять, мне пришлось одной рукой придерживать ленту, чтоб она ровно заходила в оружие, а второй продолжал крутить руль. По большому радиусу нам таки удалось сомкнуться с другим БТРом. Люди перебежали за него и за танчик, а мы с трудом, но начали разворачивать. При этом по нам непрерывно стреляли. Когда экипажи оказались за мной и танчиками, БТР с Саидом рванули вперед посмотреть, где же дядя Саша. Быстро вернулись со словами: "Их за посадкой нет". Бойцы снова распределились за нашими БТРами, а танки стали перед нами. И тут в башню одного танка прилетела граната. Хорошо, там самая толстая броня. Но выглядит это ужасно. 

  Выходили мы из боя очень долго, наискосок по полю. И я постоянно в рации выходил на дядю Сашу. Внезапно услышал, что у него в БТРе трехсотый и двухсотый. Связь снова прервалась... Трава на этом заброшенном поле была по пояс. Экипаж БТРа бежит сбоку. Внезапно из этой высокой травы поднимаются руки. Кричу: "Стоп". Мы подобрали еще одного раненого. Если бы он не поднял руки, мы бы его переехали... Страшно представить... 
Тогда у меня была одна мысль: вывести людей. Нас же расстреливали в чистом поле, да еще поломка рулевого и отсутствие связи... Но при других раскладах, по-хорошему, нам нужно было идти на посадку и расхерачить сепаров. Это можно было сделать... 

  – Долго длился бой? 

  – Знаешь, бывают такие секунды, которые переходят в минуты, и длится все это часами, – после паузы отвечает Сергей. – Я очень переживал за раненого. Не понятно же было, как он. Когда вернулись в Пески и открыл апарель, выпали онемевшие ноги Удава. Его просто спасло то, что он сел, прижав к себе ноги. Тем самым он пережал сосуды и кровотечение остановилось. В бою же никто ему жгуты не накладывал... Я подхватил Удава на плечи и понес к медицинскому джипу. А он крупный такой мужик, в полном обмундировании, я тоже. Тяжело... Каска съехала на лицо. Еле иду, вижу только свои ноги и метра полтора земли перед собой. Казалось, не дотащу. Еле допер. Еще с четырьмя другими ребятами положили Удава в джип и его увезли. Я тогда не знал, как его зовут, даже лица не запомнил. Вот сейчас, когда я попал в госпиталь, познакомился с ним. Его мой сослуживец Ваня Трембовецкий, позывной Юнга, привез меня проведать. 

  Но знаешь, что меня больше всего в госпитале поразило? Раненые ребята, оставшиеся без ног... Какие они позитивные, а шуточки! Находясь рядом с ними, заряжаешься энергией, и живот начинает от смеха болеть. 

  Сам Сергей, несмотря на жуткую боль, которую испытывает со дня ранения, ни разу не пожаловался. Да, время от времени он кривится, скрипит зубами, бывает, никак не может найти удобную позу, подкручивает шарниры фиксирующей системы, меняя положение руки. Но терпит, не пользуется обезболивающими, чтобы не привыкнуть. Очень стойко переносит все испытания. Более того, даже в госпитале продолжал контролировать свой взвод, оставшийся на линии огня. 

  – Связь держал со своими до дня их выхода, – говорит Сергей. – Давал наставления, целеуказания. В курсе дела был постоянно. Там же остались ребята не такие опытные, как я. Да и я продолжаю отвечать за них, несмотря на то, что ранен. Телефонные разговоры старались шифровать, соблюдать кодировку. Очень переживал, чтобы все были целы. Ведь когда в январе уехал на похороны отца, внезапно случился мощный обстрел, одному моему бойцу ногу оторвало, второй получил осколочное ранение... Лично у меня впечатление, что нашу армию сейчас учат выживать под обстрелами, а не воевать, закапываться, вместо того, чтобы наступать. Это очень подло. Морально угнетает, когда не разрешают давать ответку. При этом же врагу дают укрепиться, создать огневые точки. Они хорошо знают, что мы не будем по ним стрелять. А мы наблюдаем, как подгоняются тракторы, позиции укрепляются... 

  Еще до окончания срока мобилизации Сергей подписал контракт "до окончания особого периода". И теперь не мыслит свою жизнь без армии. 

  – Я же видел, как шли волны мобилизации, – говорит десантник. – Увольнение первой волны привело к набору молодых и беспечных, которые не знали, что к чему, не были обстрелянными. И получалось, что командир батальона оставался без обученных людей. Это совершенно неправильно. Кроме того, я хорошо понимаю, что война – не дело молодых.

  При этом Сергей настоял, чтобы его старший сын учился в военном институте. 

  – Он поступил в житомирский политех и аграрную академию, но я сказал ему забрать документы и сдать в военный институт Сначала сын был не очень этим доволен, но сейчас втянулся. А для меня это было важно еще и по той причине, что пока меня нет дома, за ним присматривают командиры. 

  – Сергей, до войны ты часто бывал в Донецкой и Луганской областях? 

  – Два раза приезжал в Мариуполь в девяностых годах. Но какая разница, бывал я здесь или нет. Это все родина моя. Донецк и Луганск тоже. Мы поднялись сохранять целостность Украины, а не убивать дончан и луганчан.

  Просим поддержать Сергея и помочь ему оплатить лечение. Счет в Приватбанке 4149 4378 6645 0859 открыт на имя Сергея Билоуса.

 Источник: censor.net.ua

Всі Новини Житомира